Глава 17. "Делать нечего, надо жить"

Всегда, когда все хорошо, человек думает что так будет всегда и ничего такого не произойдет что станет хуже. У нас тогда возникает нижняя планка в жизни, о которой не думаешь, и высшая, которую не видишь но к ней идешь.

Что-то между небом и землей.

Не знаю как мы продержались с Галиной, но прошло около полу года и мы не могли прийти в себя. Вернее я не мог прийти в себя. Галина была рядом и не старалась меня как-то, по-женски, нежно, поддержать, она сильно переживала, даже боялась, и ее страх полностью стал поглощать ее, и это чувство передалось и мне. Она не работала все это время, и постоянно зависела от меня. С одной стороны я был благодарен ей за то что она рядом, а с другой стороны меня это угнетало когда не было поддержки а только страх и уныние.

В тот момент я сидел на балконе и курил, курил много. Мне позвонил один мой знакомый и спросил меня:

- Привет Дмитрий, у тебя есть желание заняться алкоголем?

После недолгого раздумья я ответил что конечно и с удовольствием.

Мы согласовали время встречи и разговор закончился.

Мы с Галиной воспряли духом. Ну что алкоголь так алкоголь. Какая разница чем заниматься, когда надо жить дальше? Ведь было потеряно буквально все. Все что откладывалось на дом, я вложил в последние партии стройматериалов которые отправил в Москву, в надежде что вот еще прокручу и заберу деньги из ценных бумаг и с товарооборота и построю наконец то дом.

На следующий день мы встретились с моим знакомым в его офисе.

Предложение было ко мне следующим: мне даются инвестиции на раскрутку темы по вину из Крыма, и я возглавляю тему, но главные вопросы все согласовываю еще с двумя людьми, чьи деньги. Мне за это дается десять процентов доли и начальная зарплата, для поддержки штанов так сказать. Сейчас вспоминая это, конечно мне не надо было соглашаться с этими условиями, но ничего не поделаешь, я согласился. Делать было нечего и выбора не было. Хоть какая то зацепка.

Проект начался успешно. Перед этим я съездил в Крым на туристическом автобусе, на свой страх и риск, (уже зная что я в розыске) встретился с руководством и получив образцы, подписав контракт на генеральную дистрибьюцию, уехал в Эстонию.

Через два месяца прохождения всех бюрократических проволочек, мы завезли первую партию товара.

Рекламу запустили немного раньше времени, и это было первым проколом в бизнесе, но это была не моя ошибка. Инвесторы настояли на этом, и не послушали моего совета сделать сразу фирменный маленький магазин. Так мы согласовали с сыном генерального директора «Массандра».

Деньги, и не малые, вылетели на ветер. Торговля вином пошла не плохо, но нас не впускали в крупную эстонскую сеть, и приходилось буквально по бутылкам, поштучно, впихивать на полки средних магазинов.

День за днем мы наращивали обороты, и шло это с таким натягом что описывать это не стоит. Через два месяца работы было видно что товар не пойдет в Эстонии. Не привыкли здесь к марочным винам высшего качества, да и внешний вид вина желал лучшего. Не могли здесь принять такой явный советский вид продукции. Мои согласования с заводом  ни к чему хорошему не приводили. Хотя с готовностью мы решали почти все их вопросы и пожелания.

Через пол года работы у нас с инвесторами начались разногласия. Я наконец-то понял что не в вине дело. Просто надо было организовать через меня другой канал деятельности. То есть надо было создать прициндент и красивую оболочку, а потом начать качать канал на полную силу. Да и один из главных инвесторов немного не правильно себя повел. Не захотел отвечать за свои обязательства и прямо в наглом виде отказываться от своих слов. Мне это конечно не понравилось. Были неприятные разговоры, и мы расстались через год, как начали работать.

Жаль, но не получилось.

Буквально как наша ссора вышла за двери фирмы, меня предупредил один мой знакомый эстонец, что меня могут убрать, так я так расстаюсь со своими бывшими партнерами. И буквально через тридцать минут после этого разговора я возвращаясь на своей машине домой на Пежо 406, и попадаю в аварию. Это было в конце сентября 2000 года.

Перед этим событием у меня произошло очень хорошее событие – родилась дочка Машенька, в начале года на Рождество, и самое трагическое событие, в конце этого года, в декабре 1999 года умерла моя мама. Вот так бывает и все в один год.

Известие о смерти моей матери застало меня на работе, в офисе. Мне позвонила сестра и сказала что мамы больше нет. Перед тем как мама умерла она лежала в больнице, и сбежав от туда позвонила мне. Как я жалею что не отдавал себе отчета в том что это был последний разговор с матерью. Еще много и больно я это вспоминал, и жалел что все сделал не так как надо. На похороны я не поехал, мама мне говорила об этом. Она боялась что если я приеду меня просто посадят. Еще когда я ехал в автобусе в Ялту, мне случайно один мой попутчик рассказал одну историю про человека жившего в Крыму, в Евпатории, который был немного Робин Гудом, и не давал себя в обиду ни бандитам ни ментам и даже объявил своего рода войну двум сторонам. Он мне так все стал подробно рассказывать, что я удивился какие были совпадения с этим Робин Гудом о котором писали в московских газетах в начале 90х годов. Через час рассказа я понял что история была об мне. Но я не знал что стал своего рода известным до такой степени. В газетах писали что я тогда бесследно исчез. И конечно меня не ждали вновь на этой земле.

Менты меня искали все это время и регулярно приходили ко мне домой и к Галиному отцу и к сестре. Но и не в этом дело, хотя я в то момент не мог выехать из страны. Именно в тот день у меня закончился срочный вид на жительство, и я конечно заранее подал на продление, но самого вид на жительства мне еще не вклеили в мой паспорт, и я мог выехать, но не смог бы въехать в страну. Где маленькая дочь и Галина без документов на жительство. Мы еще только занялись ее документами.

Маму похоронили сестра и брат. Но последняя просьбам матери была похоронить ее в Белоруссии, там где она росла и жила до 1962 года.

Уже после того как маму похоронили мне сестра передала мамины последние стихи, и просьбу похоронить ее на Родине.

Снег метет, кружится

Над погорелой хатой у окна

Сердце мое сжимает морозная пурга.

Снова снега навалило,

С лопатой дружим с утра.

Странно, чужие следы сметая,

Как бы жизнь сметаем навсегда.

Мороз разукрасил стекла замысловато,

Узоры красивее чем у полотна.

Жизнь прекрасна, не богата

И жестока как снежная пурга.

Спокойно спать в тишине,

Но жить муторновато

Словно в ссылке судьбу опекая,

Жаворонок последний улетая.

День уходит в трудах и заботах,

Ночь приходит в объятия мои,

В сон погружая несбыточные мечты.

Метель, снег и заносы

Все это нам нипочем,

Заморозив нос курносый,

И щечки раскрасив не карандашом.

Нет лучше бани у Вани,

Залез на полку пыхтя – кряхтя,

Распарил свои кости

От самого плеча.

Невольные слезы в спину,

Как кристаллы, обжигая угасая текут ручьями,

О весне напоминая.

Хватит хандрить!

Встряхнемся как в былые дни,

Не будем вспоминать о прожитом,

Заведем себе красочные дни.

Я знаю что где-то в клетке

Птичка золотая в краю теплом, но замерзала,

Потому что клетка не золотая.

Придет время, я знаю

Возьмет и упорхнет о снеге мечтая,

Но будет она уже другая.

В стужу, морозы оттаяв,

Кристальные слезы в рукавичку тоскливо и собирая,

Горько будет пичужке моей,

Но время изменит так будет верней.

Эти строки мама писала тоскуя по Белоруссии, там где снег, лес. Ее родина. Не знаю как, но я должен выполнить данное ей обещание.

Уже посоветовавшись с маминой сестрой, она мне сказала, что душа отпета в Белоруссии, и не надо тревожить могилу. Но я до сих пор еще не знаю как поступить мне. Скорее всего приеду и просто поменяю памятник, и немного переделаю могилу. Но это уже потом.

2000 год. После разговора с эстонцем я еду на машине и слушаю Розенбаума мою любимую песню про уток. И вдруг удар, и я понимаю что лечу, давлю на педали, но потом все потемнело. Очнулся передо мной стоят люди в красных комбинезонах и пытаются мне что-то говорить. Кровь льется по лицу и пеленой закрывает их. Я понимаю что мне надо ехать, ведь дома моя Машенька и Галина, и вижу что торпеда в машине почему то в гармошку и стекло в путине висит прямо передо мной. Я только помню что люди в красном мне сказали что-то по-эстонски, а потом по-русски: он в шоке, вытаскиваем его. Я отключился.

Очнулся когда был на носилках, и меня везли по коридору. Потом опять отключился. Опять очнулся уже на столе когда мне скобами скрепляли на голове что-то. Я выругался всем своим запасом материных слов что они со мной делают. Обезумевшая сестра только сказала врачу:  - странно, я ему дала дозу снотворного как для слона а он проснулся. Я пытался выдернуть все шланги и все что ко мне прикрепили и вырваться от них но не получилось. Маска, и я заснул.

Наверно часа три я спал. Очнулся в палате. Голова забинтована, рука забинтована, но все вроде на месте, я все осмотрел, пошевелил всеми конечностями, и решил встать. Ко мне подбежала сестра и стала упрашивать лечь. Я ее мягко послал, отодвинул рукой и пошел по коридору, весь в засохшей крови. Откуда ее столько много? Только подумал я тогда, потому что был сильно удивлен обилию крови. Оказывается из головы. На голове, чуть выше виска, был шрам длинной в десять сантиметров.

В коридоре сидел полицейский и подошел ко мне. Вы Дмитрий? Я. У меня несколько вопросов к вам. Я ему сказал то же что и сестре. Единственно, он мне еще успел спросить: - как все могло случиться? я ему ответил: так бывает, делать нечего и надо жить. И пошел дальше. Меня наконец-то остановили уже доктор с сестрой и пригласили любезно в кабинет. После разговора я им сказал что меня ждут и наверно ищут.  Мне дали телефон позвонить, так как мой мобильный разлетелся вдребезги. Ткнул пальцем первую кнопку в телефоне и понял что забыл номер своего домашнего телефона.

После дополнительного обследования врачом, и моего протеста остаться, меня отпустили домой.

Кое-как я добрался до дома. Позвонил в дверь, и мне открыла Галина. - что случилось? Да так немного подрехтовали меня, ответил я. Я очень хочу спать. Поцеловал ее в щечку, в ванную, скинул одежду и упал в постель.

Наверно сутки я проспал. Все кружилось еще передо мной. Когда проснулся я все рассказал ей, и опять сел в столовой и закурил.

Марусенька еще маленькая, тихим сапом спала, и видела свои детские сны.

Подведя итоги я понял что мы практически на дне. Арендованная квартира, маленький ребенок, нет средств, разбита машина, все отвернулись, нет дела, и мы в стране где у нас еще мало знакомых.

Галина вошла в ступор и я понял что она не выдержит. Надо что-то кушать и платить за квартиру. Через неделю она мне сказала что есть одна знакомая бабушка, которая может нас на некоторое время приютить, и надо к ней переезжать. Я согласился. Мы перевезли вещи. Условия конечно не лучшие но жить можно было.

Я видел что мать моего ребенка замыкается, в панике, и я настоял чтобы она с Машенькой уехала к себе в Крым. Там хоть свой дом, фрукты, родственники. Два дня мы спорили, и говорили об этом, но я настаивал и сказал ей что если что со мной не так, так это будет только со мной, а вам лучше уехать и быть ближе к родному дому, и там хоть как то но можно прожить до лучших времен.

Через неделю Галина с Машей уехали, забрав с собой все вещи. У меня остались только мои личные вещи, и больше ничего. Попросил своего знакомого, и нас отвезли в Питер, я помог загрузить полное купе вещами и в дальний путь в родные места.

Вернулся в Таллинн, поднялся к бабуле, открыл дверь, вздохнул этот застойный воздух старости, зашел к себе, сел на кровать и отключился. Это был 2001 год.

У меня было такое чувство что я падаю в стеклянный колодец и зацепится на за что. Я отпустил руки и перестал цепляться за стенки колодца.